Двадцать лет спустя
Стас Зельвенский (6 класс), М. В. Русакова; прочитана Стасом на новогоднем капустнике в декабре 1990 года

Мороз и солнце, день чудесный,
Двух тысяча десятый год
Встречает весь честной народ.
Читать мне рифмой перекрестной
Или какой-нибудь другой,
Я все равно не в зуб ногой,
Моим пером лишь правда водит,
Так вот, все дело происходит,
В одной известной вам стране,
Что на земле, не на луне,
Не в СэШэА, поверьте мне.
Все знают — истина в вине,
И гимназисты вечерком
Прийти ко мне — болвану — в дом
Решили. Выпить, поболтать
(Пилюль, конечно, не глотать,
Момент не нюхать, не колоться),
Из дружбы чистого колодца
Хлебнуть хорошего винца,
Но опьянеть не до конца…
И посмотреть: за двадцать лет
Мы изменились или нет.

С утра не мог дождаться я,
Когда придут мои друзья.
Но вот звонок раздался в дверь,
И появился, верь, не верь,
В порядке строго алфавитном
Сиятельный митрополит
(Хотя в душе космополит)
Алексич в чем-то монолитном,
В сутане шитой серебром,
С горячим сердцем под ребром.
Отец Алексич перст вздымает,
Мое чело благословляет
И, чинно рясу подобрав,
Несет муру в защиту прав.
В миру Алексич — демократ,
Он несгибаем, как домкрат,
Наш разговор в защиту прав
На полуслове оборвав,
Звонок звенит: «Мой путь был долог, —
Сказал великий археолог, —
Забыв на время Клеопатру,
Гробницу, черепки, лопату,
Я из Египта прибыл к вам,
Зовусь теперь Andre Ivan».
Надо сказать, что Иванов,
Без визы, денег и штанов,
Махнул в Египет в 20 лет
(Не знаю, прав был или нет),
Чтоб Клеопатрову гробницу
Разрыть и там найти царицу.
Но вот, опять звенит звонок,
Вбегает к нам, без задних ног
Яневич, он мужик солидный,
И в узком круге — очень видный,
И, запыхавшись, говорит:
«Ох, правый задний бок болит.
Кошмар! Боялся опоздать —
Пришлось два метра пробежать!»
Яневич — всемогущий зав
Отдела чьих-то льгот и прав.
Не говорит он о себе….
Все знает только КГБ.

Что там? А, вот пришла уже
Компанья целая. Кто же?
О, мне везет, как никому!
Представлю всех по одному:
Сперва — мучитель по призванью,
Учитель только по названью —
Н. Александрова — великого,
Могучего, т.п., но дикого
Неправильного языка,
Хоть русского еще пока.
Имеет 25 мужей
(из них три четверти бомжей)
А также 25 детей.
Но хватит — много там гостей.
Предмет особого почета —
Два величайших звездочета,
Н. Лукина, Баденко И. —
Исследователи, кои
Открыли 25 планет,
А также 25 комет.
У телескопа целый день
Сидят они — как им не лень?
Еще в компанье этой славной
Парашютист ведущий, главный,
Имеет 25 наград
(ну, по числу Олимпиад)
Борисова. Пришла она,
Сама собой потрясена
И может прыгнуть с самолета,
А также с крыши вертолета,
И прочих летных аппаратов.
Где не была она — Саратов,
Пекин, Калькутта, Ашхабад,
Париж, Нью-Йорк, Сидней, Багдад.
«Свобода», «Эй-би-си» и «ТАСС»
Высокий спорт — высокий класс.
Но хватит — в дверь опять звонят.

Трезвон, как вой двухсот щенят.
Меня охватывает злость.
О, это очень важный гость!
Еще бы, доктор всех наук!
Вам это не какой-то Глюк!
И сам директор Эрмитажа,
Воображенье будоража,
Пришел в мой скромный, тихий дом.
Подкатывает к горлу ком!
Пою пред ним, как соловей:
Еще бы — это Гезенцвей,
Отец народов, друг детей.
Ступая важно, как Катон,
Вошел ко мне. Великий он!
Да, тут, конечно, не до лени,
Пришлось свалиться на колени.
Тут благосклонно он взглянул,
И я свободнее вздохнул.

Повел его к гостям я, вдруг
Из спальни слышу странный звук.
Бегу, окошко отворилось,
И в нем фигура появилась.
Стоит в костюме водолазном,
Переливаясь цветом разным,
Покачиваясь, как во сне,
Но с аквалангом на спине.
Великий Дима Петухов,
Враг всех и всяческих оков.
Найдя недавно Атлантиду,
Построил там невзрачный с виду,
Но техникою полный дом.
Живет один с ручным клопом.
Объездил он весь белый свет,
Кой от кого привез привет:
«Я побывал в волшебном месте,
Боюсь сказать — на Эвересте.
Там жизнь ведет анахорета
(Есть только замок и карета)
И от заката до рассвета
На глыбе мрамора стоит,
В трубу подзорную глядит
И видит Викторова Ксюша
Вдали отроги Гиндукуша.
Я также побывал и ближе,
И как-то вечером в Париже
Я в цирк бродячий заглянул
И за кулисы завернул,
Кого ж увидел я, едва ли
Вы скажете, что угадали.
Гляжу, стоит среди пантер,
Являя храбрости пример,
Потехина с двумя хлыстами,
Двух диких львов связав хвостами,
В цветном блистающем трико
Танцует ча-ча-ча легко.
Кошачьих много есть в природе,
И вот при всем честном народе
Выходит славный укротитель,
Домашних кошек победитель,
Артистов труппы предводитель,
Бурячко, сын, а не родитель.
И выйдя на арену, он
Отвешивает мне поклон.
Они нам шлют привет сердечный
И клятвы в дружбе бесконечной».
Тут Дмитрий акваланги снял,
И я поднес ему бокал.

К гостям зашел я. Приуныли.
И даже о вине забыли.
И только я успел сказать:
«Вам что, оркестр заказать?»
За дверью скрипки зазвучали,
И барабаны застучали,
Божественный раздался хор,
И знаменитый дирижер
В квартиру к нам спиною входит,
Идет налево песнь заводит,
Направо, «здрасте» говорит,
И это дама. Что за вид!
Колье бриллиантами горит,
И аромат духов парит.
Заслуженный артист Дьяченко.
Одета в стиле чинквиченто,
И встав рядами у стены,
Мужчины все покорены.

Но тут, разрушив всю картину,
Ввалилась грязная скотина
Без стука, шляпы и носков,
Ну, прямо вылитый Лесков,
Глава поэтов-босяков,
И тоже разных враг оков,
Певец богемы и алкаш,
Известный всем сэр Григораш.
Он стал легендою ходячей,
Открыл кафе «Жираф бродячий»
И музу оседлал как клячу.
Нас осмотрев со всех сторон,
Ужасно недоволен он. 

Раздался мелодичный свист
И со словами «Харри Кришна»
Вошел задумчивый буддист,
Служитель культа бога Вишну.
Он в позу лотоса садится
Друзей не замечает лица,
В себя лишь только погружен,
Имеет, впрочем, сотню жен.
Самойлов, милый наш Виталий,
Пришел к нам из духовных далей.

Но тут, роскошный, как гранат,
Ввалился вдруг банкир, магнат,
Больших финансов воротила,
Но славный малый и кутила,
Богатств несметных обладатель,
Наш общий друг, заимодатель
И банка «Cat и Co» создатель,
Лурье, большой любитель дам,
Ему по фейсу скоро дам.

Тут стук колес по мостовой
(Ругается наш постовой)
Мы слышим, и кабриолет,
Краса и гордость прежних лет,
К моей парадной подъезжает,
Швейцар графиню выгружает,
Графиню де Монморанси,
Графиня, не сказав «Мерси»,
Вступает томно, величаво,
Кудрявцева, горда как пава,
Что с древним родом породнилась,
В свое поместье удалилась.

Вдруг ветром яростным пахнуло,
Из двери морем потянуло.
Кто там, в мундире белоснежном,
Со взором мужественно-нежным,
Кто, как Лурье, любитель дам
(ему по фейсу тоже дам),
Сережа Сай, гроза морей,
Его боится сам Борей,
Сай — капитан второго ранга,
Танцует гениально танго,
Он в танго схож с орангутангом,
Он нам привез корзину манго,
А, впрочем, может и не нам,
А там какой-нибудь мадам.

Тут входит шагом быстрым слишком
Специалист по белым мышкам:
Она их режет для науки
(Я лично помер бы от скуки) —
Наташа Осипова, зам
Завкафедрой отдела ТРАМ.
Никто не знает, в чем там штука,
Кого там режут по утрам,
Но ясно: там цветет наука.

Звонок раздался, это он
Наш ленинградский почтальон,
Он произнес с фальшивым писком:
«Я из тюрьмы принес записку».
Мы с удивлением ее
Берем, читаем, ё-моё!:
«Я, Провоторов Михаил,
Крестный отец преступных сил
И знаменитый мафиозо —
Все в стиле a la grandiozo —
Вам свой привет передаю
И шубу новую мою.
Ее на рынке загоните
И передачу принесите.
Желательно икры побольше
И перстень мне купите в Польше».
Нам шубу почтальон дает
И «Мурку» радостно поет.
Дверь проломив, въезжает печь,
С печи мы услыхали речь:
«По щучьему веленью я 
Приехал к вам, мои друзья!
Скорее дайте мне подушку,
Я положу ее под ушко.
Хоть я в дороге притомился,
Мой дух железный не сломился,
Не помешает мне заснуть
Проделанный тяжелый путь».
И с храпом сладостным «мур-мур»
Заснул, как ангел, наш Тимур.
Ему of course не до l'amour,
Его не беспокоит МУР,
Отстаивает Чагунава
Священное безделья право.

Все собрались уже почти
(Ведь первый гость пришел к шести),
Решили мы to watch TV:
Вдруг будет что-то о любви.
Мы вылупились как бараны:
Андрей на нас глядит с экрана.
Стакан поехал по столу
И очутился на полу.
Ведь Рубин — экстрасенс великий
И прорицатель многоликий,
Глазами двигает предметы,
А также звезды и кометы,
К тому же он чревовещатель.
Чтоб он совсем не сдвинул нас,
Переключим его тотчас.
О, чудо, снова наш приятель.
С лицом сугубо офицьяльным
(К тому же в выпуске спецьяльном)
Центральный диктор Шаповалов
(Что избежал лесоповалов
Лишь чудом) внятно говорит
Весьма торжественно на вид:
«Монарх наш славный и диктатор,
Наш всемогущий экскаватор,
Ой, извините, император,
Всея России автократор,
Его величество Зенон
Торжественнейшему собранью
Своих друзей прислал поклон.
Я поддержу его воззванье,
Хоть мне, конечно, не по званью,
Но я нарушу тут закон,
Не будет недоволен он. 
Друзья прошедших юных лет
Примите пламенный привет!»
«Ура» — все закричали разом,
Сердца исполнились экстазом, —
«Да здравствует наш светлый разум!»
На этом мы прервали фразу.
Глаза наполнились слезами,
Что дальше — догадайтесь сами.